Памяти пост - Эниворду

[yes1111]

Originally posted by poyeliku at Памяти пост - Эниворду

Касательно конца света 21 мая

Каждый день на Земле умирает 153 тысячи человек.

Для этих, избранных, действительно 21 мая наступит конец света.

Остальная масса (без малого 7 миллиардов), опять одураченная, продолжит жить.
21.05.11г.
а 25.05.11г. был последний пост  anyword

Несколько рассказов моего незабвенного друга   

Помним, Эниворд!

А  того национального "хероя" сатирических рассказов - Чивокуню, точнее его прототипа, позабыть уже наконец-то всем нам на веки вечные.

Оригинал взят у anyword в Обращение к папам, мамам и железнодорожникам

Однажды машинист Федор поздним промозглым вечером, в середине октября, не поставил тормозные башмаки под колеса своего паровоза после окончания смены. Вышел из него, а одинокий локомотив поехал дальше, под горку. Самостоятельно. Машинист с помощью какой-то ебеней матери сумел все-таки догнать его, пока он еще недалеко отьехал, и овладел им. Т.е., говоря техническим языком, вскочил в кабину и произвел акт окончательного мануального торможения.

Несмотря на успешно выполненную операцию, Федор пребывал в определенном душевном расстройстве после произошедшего. Осадок остался. Можно даже сказать стресс. Тогда машинист зашел к тете Клаве, которая жила недалеко от паровозного депо, в рабочем поселке Жуковка, и накатил стакан VSOP самогона, который тетя Клава реализовывала прямо по месту изготовления под брендом «Гламурный железнодорожник». А чтобы подействовало наверняка, а также с целью закусить, выпил второй стакан какого-то однозвездочного шмурдяка послабше. Заполировал полбутылочкой пивка, расплатился, и покинул винный погребок.

Теперь на улице ему было уже значительно веселее.

Первым признаком того, что в организме началась правильная химическая реакция был фонарный столб, который Федя встретил лбом на своем пути.

- Блядь! – громко сказал паровозник столбу, и попробовал обойти его во второй раз. Маневр был намного успешнее и теперь он задел его только ухом.

В общем, домой он добрался через час, немного поцарапанный, но еще в состоянии выполнить свой супружеский долг. Заловил в грязном углу жену Ольку, бросил на кровать и показал ей кто в хате самец.

А через 9 месяцев, знойным летом следующего года, родился у них продукт того пьяного вечера - мальчик Витя, который потом последовательно затрахал всех – сначала пацанов своего двора, затем жителей города Енакиево, затем Донецкой области, и наконец - всей страны.

ПОЭТОМУ:

Железнодорожник! Всегда проверяй фиксацию подвижного локомотивного парка по окончанию работы. А то не поставленный вовремя тормозной башмак может привести к тому, что вся держава слетит с катушек.

Тандем

16 апреля, 2011

Петю Розычку подняли с нар под утро. Он сполз со шконки уже никого не проклиная мысленно как раньше, а просто тихо матерясь, как человек, которому хронически не дают выспаться. Привычно заложил руки за спину. И побрел в сопровождении конвойных через череду открываний-закрываний арматурных дверей.

Похолодел, когда после долгих переходов, его наконец подвели к невзрачной, серой двери в стене.

Он знал, что за ней находится Ад.

Даже не Преисподняя, а сущий Ад, когда единственной мыслью, в пронзенном болью тела мозге, остается только желание. Желание обнаружить где-нибудь на грязном, заплеванном кровянистой туберкулезной мокротой полу, хоть какой-нибудь шнурок или хотя бы метровый обрывок провода, который иногда использовали менты для пыток, как они шутили, по методу ЭКГ, когда электрический ток пропускался по самым сокровенным, интимным, частям тела. Желание найти хоть что-то, что можно было бы обернуть вокруг шеи и навсегда перенестись из этого Ада жизни, в тот ад, двери которого открыты только мертвым. Петя был уверен, что он показался бы ему раем, в сравнении с этим кошмаром, в котором он находился.

- Проходите, гражданин Розычка. Присаживайтесь – с иезуитской приветливостью сказал ему новый следак, которого он раньше никогда не видел – Я – следователь по особо важным делам Бериев. Курите?

Петя не курил, но из протянутой ему пачки взял сигарету – это была тюремная валюта.

- Перспективы по Вашему делу безрадостные. Учитывая, что это ваш третий рецидив, можно прогнозировать, что теперь по этой статье вы получите минимум 8 лет. Выйдете, когда вам будет уже 50. Грустный юбилей получится. Что скажете? – и Бериев участливо заглянул Розычке в глаза.

Петя ушел от взгляда серых ментовских глаз и посмотрел на засохшие пятна крови на полу. Молча поджал губы.

- Задумались? – продолжил следак – И это правильно, ведь перспектива получается весьма тупиковая. Хотя все можно обернуть по-другому, если вы согласитесь сотрудничать со следствием.

- Что я должен сделать? – неожиданно услышал свой глухой голос Петя и удивился его тональности. Его, измученные криками от недавних пыток связки, едва резонировали.

- Это конструктивный подход, гражданини Розычка. Вы сами поймете, что...

- Что_я_должен_сделать? – удивляясь собственному отчаянию, снова медленно обрезал ментовское предисловие Петя.

Следак сначала выпятил свои толстые губки, потом растянул их в улыбке-гримасе и снова собрал вместе для артикуляции, словно раздумывал - продолжать ли свою эффектную заготовку убеждения подследственного или переходить сразу к сути. Решив, что его вступление полностью выполнило свою задачу, он изложил дело:

- Мы уберем Вам срок, Доцент, если Вы согласитесь на 5 лет возглавить профессорскую кафедру.

Петю словно пронзили две молнии. «Они знают мою старую лагерную кликуху» - это был первый удар. А второй разряд возникал из смысла озвученного предложения – согласиться на «профессорскую» работу это значило перечеркнуть все свое прошлое, самого себя, стать перерожденцем.

- Нет! – рефлекторно, надорванной глоткой, закричал Петя – Нет! Лучше убейте сразу!

Следак ловко, с пол-оборота взмахнул заложенной за спину рукой, и Петя ощутил на своей правой почке удар «сосиски» - длинного кожаного чулка, заполненного песком. Сосисками пользовались только настоящие мастера своего дела, еще старой, советской выучки.

- Доцент, мы ведь не шутим! Сгниешь на зоне! – завизжал следак стоя на Петей, свернувшимся от боли на каменном полу возле стула. – Зайчика наколем!

- Нет! – заорал Петя. И следак снова взмахнул рукой.

Опять, и опять...

-Не-е-е-е-Т! – а удары все сыпались туда, где казалось уже нет почек, а только распухали огромные комки боли.

Неожиданно Петя увидел зеленый шар, который катился на него. Шар всегда появлялся на таких допросах. Рано или поздно, но он выкатывался из сознания, затмевая собой всё – грязные стены комнаты, тусклую лампочку под потолком и ненавистного следака. Он был избавлением. А после шара всегда было мокро.

- Остуди! – приказал следак охраннику. Тот опрокинул ведро холодной воды из ржавого тюремного водопровода на голову потерявшего сознание от боли Розычку.

Петя закашлялся, засипел и стал беззвучно захватывать губами воздух, как рыба, выброшенная на берег. Очнулся, открыл глаза. Было мокро.

Он посмотрел на нагло ухмыляющуюся рожу следака над собой, и понял, что эту гниду уже ничто не остановит. И испытывая невероятное отвращение к самому себе, словно только что став петухом, прошелестел непослушными губами:

- Ладно, начальник, я согласный сотрудничать... – и почувствал, как по мокрым, от воды, щекам, стекают горячие капли.

- Ну вот и молодец, вот и правильно! – уже нормальным голосом одобрил Бериев, представляя, что теперь он наверняка получит полковника, и протянув руку, добавил - Что ж вы там на полу валяетесь, Петр Николаевич? Давайте-ка я помогу вам подняться.

Потом, прямо при Пете, следак достал мобильный и набрал чей-то номер. Видно его звонок ждали, поскольку ответили сразу.

- Анатолий Владимирович! Разрешите доложить: Петр Николаевич Розычка признал наши доводы убедительными и согласился работать. – отрапортовал Бериев и видимо услышал в ответ какую-то короткую, но приятную благодарность, поскольку расплылся в улыбке и довольно сказал – Есть!

А в это время министр МВД, только что получивший важное подтверждение от следователя Бериева, звонил по вертушке на самый верх.

- Федорыч! Доцент согласился побыть Проффесором на следующий срок. Да, все оформим по схеме тандема, как у наших северных соседей. Пустим его на Президента, а вы – как планировали - пересидите этот срок в кресле Премьер-Министра. Биографию проверили - замечательная, очень внушительный послужной список: две судимости за разбой, готовился к третьей ходке по той же статье. Так что резюме серьезное, не подкопаешься, не менее достойное, чем Ваше. Да, сейчас дам команду чтобы помыли, выдали костюм от Бриони, которые мы закупили для руководства МВД и привезли к вам на интервью в Межигорье. А я тем временем позвоню секретарю партии, чтобы ему удостоверение члена ПР задним числом подготовили.

И Могильов-Кладбищенский уже прощаясь, хихикнув, добавил в трубку:

- Я ж говорил Федорыч, у нас такие кадры в стране, такие кадры!...
в журнале

Случайная встреча

18 апреля, 2011

Он сидел в дальнем углу, сразу за картиной с двухголовым мужиком, у подслеповатого, в ржавых потеках, окна.

Еще раньше, когда я постоянно жил в Лондоне, я нет-нет, да и посещал это местечко. Меня тянуло сюда как магнитом. Эти снобские, закопченные временем подвальчики, с великолепным выбором вин, со свечами, горящими в бутылках, с непритязательной атмосферой, которая была тем не менее насквозь пропитана аристократическим духом, где даже бармены, казалось, шутили монтипайтоновскими диалогами. Там было просто очертевающе-чертовски-как-чертово!

К тому же местонахождение этого бара не оставляло никаких шансов обойти его – мы все тогда вращались в прямоугольнике, углами которого были Лондонская Школа Экономики, Сомерсет Хаус и два выхода из «трубки»(*) – Эмбэнкмент и Чаринг Кросс.

Потом, спустя годы, приезжая в Лондон по делам или просто оказываясь здесь силою обстоятельств, я всегда находил время, чтобы заскочить в Гордонз, что на 47 Villiers Street. Это брало всего час-полтора посидеть за бутылочкой Louis Jadot Cotes de beaune Village, но поднимало в душе целый пласт воспоминаний, размером в годы. Те, кто по-настоящему любил это заведение за витавший в нем дух, не ходили сюда есть, они спускались в эти подвальчики, чтобы общаться и наблюдать. И конечно, неспешно потягивать вино и играться со вкусом с помощью сырного ассорти.

Он сидел один, у окна. Такие люди сразу бросаются в глаза в этом месте. Это все равно, как увидеть гиппопотама среди пингвинов в Антарктиде. Или грифа среди попугаев амазонской сельвы. Это был крупный мужчина, в костюме хорошего кроя и рубашкой с воротником под галстук, но без него. А вот своим лицом он напоминал бы председателя колхоза тем людям, которым были доступны такие аналогии. И я поставил бы 100 фунтов на то, что Обьединенное Королевство было не его родиной.

Комизм ситуации состоял в том, что видимо мне предстояло присесть рядом с ним. Все столики были плотно заняты компаниями. Чертыхнувшись про себя, я спросил:

- Excuse me. Is this seat taken?(**)

Он непонятливо и в то же время неодобрительно, можно даже сказать враждебно, покосился на меня.

- М-м-м? – его брови вопросительно сошлись у переносицы.

Что-то давно забытое почудилось мне в этом мычании. Меня ТАК переспрашивали только в одной стране.

- Will someone be using this stool?(***) - поинтересовался я снова и указал пальцем на свободный стул напротив него, специально употребив неподходящее в данном контексте слово “stool”, но фонетически близкое к русскому произношению этого предмета.

На этот раз он все понял и разрешающе кивнул. Его кивок давал мне дополнительную уверенность в том, что можно было бы поставить еще 100 фунтов на то, что этот человек совершенно не знает английский, ужасающе невоспитан (в западных понятиях этого слова) и обладает большой властью там, откуда приехал.

Я присел, оглядывая зал. Знакомая атмосфера, знакомые звуки, смех. Словно и не было последних пяти лет, проведенных на совсем другом континенте. Я уже почти стал переноситься в область своих лондонских воспоминаний, как что-то вытолкнуло меня назад.

- М-м-м? – послышалось знакомое мычание.

- Would you like to see the wine list, sir? - официант склонился над моим визави протягивая ему карту вин.

Простое, крупное лицо незнакомца тем не менее в этот момент выражало целую гамму чувств – от банального непонимания и до желания подвергнуть несчастного официанта жестокому наказанию за это непонимание.

Я не выдержал и отставил свой этикет в сторону.

- Послушайте, я почти уверен, что Вы говорите по-русски. Помочь Вам с переводом?

Открывшиеся зрачки. Медленно исчезающие складки раздражения в уголках рта. Прояснившийся лоб. И всего одно слово:

- Ну!

- Официант хочет узнать, хотели бы Вы посмотреть карту вин. Т.е. выбрать то вино, которое будете пить. – решил я пойти в своих разьяснениях до конца.

- А шо тут самое дорогое? – басовито вопросил незнакомец, весьма характерно произнося букву «г».

- Ну, скажем, Шато Газен Помероль. Это красное французское вино 2004 года. Цена 79 фунтов за бутылку – сказал я не заглядывая в карту. Я никогда не мог позволить себе попробовать этот напиток здесь. Даже в тот день, когда подписал свой первый контракт на перевод в Нью-Йорк.

- Годится. Неси! – и мужчина повернулся к официанту . То, с какой интонацией он сказал «неси!», казалось должно было бы быть понятным в любой стране мира.

Но официант застыл в растерянности и быстро перевел взгляд на меня.

- A bottle of Chateau Gazin Pomerol for this gentleman and a glass of False Bay Pinotage Western Cape for me, please.(****)

И вэйтер удалился исполнять заказ.

- А ты шо пьешь? – без каких-либо прелиминариев обратился ко мне на «ты» мой сосед.

- Сегодня я заказал бокальчик южноафриканского красного вина Фолс Бэй. Не могу позволить себе здесь вин с ценой более 20 фунтов за бутылку. Дорогие напитки тут стоят еще дороже.

- Та брось ты! Я угощаю. Надо будет, так еще закажу сколько надо.

- Спасибо, но я на минутку зашел сюда. Так, випить бокальчик и немного посидеть. У меня сегодня самолет в Торонто.

- Слушай. Я вообще-то сбежал от своих охранников и остальных членов официальной делегации из гостиницы. Решил сам побродить по городу. Чисто случайно забрел в это место. Но когда будем выходить, я позвоню, и тебя с мигалкой привезут на лимузине в аэропорт прямо к трапу. А если надо, то и самолет задержат. Так шо бухай и не обращай внимание на время.

Я живо представил такую комичную, но крайне нереалистичную для Лондона картину, и еще раз поблагодарил своего соседа.

- А зовут тебя как?

- Гарик – решил я сформулировать свое имя понятней для него.

- Нравишься ты мне. Сразу видно, шо пацан образованный. У меня, как говорится, таких людей не много в команде. В основном пацаны простые, но... конкретные – добавил он после небольшой паузы.

- А Вы, простите, какую фирму представляете? – и я постарался изобразить заинтересованность на своем лице.

Он посмотрел на меня, и улыбнулся так, как улыбаются "конкретные пацаны", когда обнаруживают перед собой лоха.

- Я – Президент!

Я видел президентов разных компаний, но с таким, выплескивающимся на собеседника величием, впервые.

- И? – я по-прежнему не понимал, что хотел сказать этот помпезный мужчина, несмотря на то, что мы говорили на одном языке.

- Я - Президент крупной страны – добавил он с небрежной усмешкой, словно перед ним был совсем слабоумный. А потом посмотрел на меня, ожидая, что это произведет эффект разорвавшейся бомбы.

Однажды в жизни, обстоятельства столкнули меня с Президентом Кот-д'Ивуара, небогатой африканской страны, с нищим населением. Интонации того правителя и его апломб совпадали с тем, что я слышал сейчас, один к одному. С той лишь разницей, что этот президент был белым, а значит править в Африке никак не мог.

- Замечательно – сказал я, наблюдая как официант разгружает свой поднос за наш столик – Давайте выпьем за Ваше счастливое Президентство.

Я ведь хорошо знал, чем закончилось президентство для Лорана Гбагбо.

- Скажи ему, пусть еще сыру принесет. Разного. Я плачу!

Я сказал.

- Ну, - продолжил Президент – За встречу!

И опрокинул бокал. Я пригубил свое вино, и посмотрел через тонкостенное стекло на легкие колебания такого знакомого мне напитка.

- А ты не в Фонде Сороса случайно работаешь? – снова из мимолетных воспоминаний вернул меня в реальность вопрос Президента.

- Нет... – и я слегка улыбнулся.

- Это хорошо. А то этот Сорос такой гамнюк. Я с его пришмандовками общаться не люблю.

Я снова улыбнулся, но ничего не сказал.

- Слушай, а иди ко мне на работу. Денег получишь скока надо, шоб жить нормально. Мне грамотные пацаны нужны. У меня баба одна есть, советник. Пришла ко мне с Радио Свобода в штопаной кофточке и часами за 50 долларов. А сейчас она всем обсыпана – машины, дом, квартира, власть. А одета, как будто тока из Парижу приехала. Иди, не пожалеешь.

- Спасибо. – снова поблагодарил я неожиданного благодетеля, стараясь, чтобы вежливую улыбку, которую положено носить в западном обществе в таких случаях, не прорвал гомерический хохот, который бушевал у меня внутри. – Спасибо, но боюсь, что не смогу. Я связан двухлетним контрактом со своим работодателем.

- Да пошли ты его нахер, этот контракт! У меня до 2015 года заработаешь столько, шо потом уже хватит на всю оставшуюся жизнь.

- А что произойдет в 2015 году? - поинтересовался я.

По его массивному лицу пробежала тень.

- Выборы. – на этот раз односложно отозвался он.

- И что? Вас могут не переизбрать?

- Та выберут, конешна, куда они денутся. – с запалом произнес он, но уверенности в его голосе не было.

- Я буду иметь в виду Ваше предложение. – сказал я поднимаясь из-за столика. – Но, к сожалению, сейчас я уже должен идти. Счастливого Вам возвращения домой из Великобритании, ...

И я замешкался, обнаружив, что мой собеседник так и не представился, и вопросительно взглянул на него.

- Виктор Федорыч. – буркнул он, недовольный тем, как холодно я отнесся к его предложению.

- Счастливого возвращения Вам домой, Виктор Федорыч. Народ, наверное, Вас уже заждался. – и я, махнув ему на прощание рукой, направился к выходу.

-----------------------------------------------

Примечания:

«трубка»(*) – tube (англ. слэнг) слово, которым лондонцы в повседневном общении именуют свое метро.

«Excuse me. Is this seat taken?»(**) – Простите, это место занято?

«Will someone be using this stool?»(***) – Кто-нибудь будет сидеть на этой табуретке?

«A bottle of Chateau Gazin Pomerol for this gentleman and a glass of False Bay Pinotage Western Cape for me, please.»(****) – Бутылку Шато Газен Помероля для этого джентльмена и бокал Фолс Бэя для меня, пожалуйста

в журнале

Случайная встреча

Петю Розычку подняли с нар под утро. Он сполз со шконки уже никого не проклиная мысленно как раньше, а просто тихо матерясь, как человек, которому хронически не дают выспаться. Привычно заложил руки за спину. И побрел в сопровождении конвойных через череду открываний-закрываний арматурных дверей.

Похолодел, когда после долгих переходов, его наконец подвели к невзрачной, серой двери в стене.

Он знал, что за ней находится Ад.

Даже не Преисподняя, а сущий Ад, когда единственной мыслью, в пронзенном болью тела мозге, остается только желание. Желание обнаружить где-нибудь на грязном, заплеванном кровянистой туберкулезной мокротой полу, хоть какой-нибудь шнурок или хотя бы метровый обрывок провода, который иногда использовали менты для пыток, как они шутили, по методу ЭКГ, когда электрический ток пропускался по самым сокровенным, интимным, частям тела. Желание найти хоть что-то, что можно было бы обернуть вокруг шеи и навсегда перенестись из этого Ада жизни, в тот ад, двери которого открыты только мертвым. Петя был уверен, что он показался бы ему раем, в сравнении с этим кошмаром, в котором он находился.

- Проходите, гражданин Розычка. Присаживайтесь – с иезуитской приветливостью сказал ему новый следак, которого он раньше никогда не видел – Я – следователь по особо важным делам Бериев. Курите?

Петя не курил, но из протянутой ему пачки взял сигарету – это была тюремная валюта.

- Перспективы по Вашему делу безрадостные. Учитывая, что это ваш третий рецидив, можно прогнозировать, что теперь по этой статье вы получите минимум 8 лет. Выйдете, когда вам будет уже 50. Грустный юбилей получится. Что скажете? – и Бериев участливо заглянул Розычке в глаза.

Петя ушел от взгляда серых ментовских глаз и посмотрел на засохшие пятна крови на полу. Молча поджал губы.

- Задумались? – продолжил следак – И это правильно, ведь перспектива получается весьма тупиковая. Хотя все можно обернуть по-другому, если вы согласитесь сотрудничать со следствием.

- Что я должен сделать? – неожиданно услышал свой глухой голос Петя и удивился его тональности. Его, измученные криками от недавних пыток связки, едва резонировали.

- Это конструктивный подход, гражданини Розычка. Вы сами поймете, что...

- Что_я_должен_сделать? – удивляясь собственному отчаянию, снова медленно обрезал ментовское предисловие Петя.

Следак сначала выпятил свои толстые губки, потом растянул их в улыбке-гримасе и снова собрал вместе для артикуляции, словно раздумывал - продолжать ли свою эффектную заготовку убеждения подследственного или переходить сразу к сути. Решив, что его вступление полностью выполнило свою задачу, он изложил дело:

- Мы уберем Вам срок, Доцент, если Вы согласитесь на 5 лет возглавить профессорскую кафедру.

Петю словно пронзили две молнии. «Они знают мою старую лагерную кликуху» - это был первый удар. А второй разряд возникал из смысла озвученного предложения – согласиться на «профессорскую» работу это значило перечеркнуть все свое прошлое, самого себя, стать перерожденцем.

- Нет! – рефлекторно, надорванной глоткой, закричал Петя – Нет! Лучше убейте сразу!

Следак ловко, с пол-оборота взмахнул заложенной за спину рукой, и Петя ощутил на своей правой почке удар «сосиски» - длинного кожаного чулка, заполненного песком. Сосисками пользовались только настоящие мастера своего дела, еще старой, советской выучки.

- Доцент, мы ведь не шутим! Сгниешь на зоне! – завизжал следак стоя на Петей, свернувшимся от боли на каменном полу возле стула. – Зайчика наколем!

- Нет! – заорал Петя. И следак снова взмахнул рукой.

Опять, и опять...

-Не-е-е-е-Т! – а удары все сыпались туда, где казалось уже нет почек, а только распухали огромные комки боли.

Неожиданно Петя увидел зеленый шар, который катился на него. Шар всегда появлялся на таких допросах. Рано или поздно, но он выкатывался из сознания, затмевая собой всё – грязные стены комнаты, тусклую лампочку под потолком и ненавистного следака. Он был избавлением. А после шара всегда было мокро.

- Остуди! – приказал следак охраннику. Тот опрокинул ведро холодной воды из ржавого тюремного водопровода на голову потерявшего сознание от боли Розычку.

Петя закашлялся, засипел и стал беззвучно захватывать губами воздух, как рыба, выброшенная на берег. Очнулся, открыл глаза. Было мокро.

Он посмотрел на нагло ухмыляющуюся рожу следака над собой, и понял, что эту гниду уже ничто не остановит. И испытывая невероятное отвращение к самому себе, словно только что став петухом, прошелестел непослушными губами:

- Ладно, начальник, я согласный сотрудничать... – и почувствал, как по мокрым, от воды, щекам, стекают горячие капли.

- Ну вот и молодец, вот и правильно! – уже нормальным голосом одобрил Бериев, представляя, что теперь он наверняка получит полковника, и протянув руку, добавил - Что ж вы там на полу валяетесь, Петр Николаевич? Давайте-ка я помогу вам подняться.

Потом, прямо при Пете, следак достал мобильный и набрал чей-то номер. Видно его звонок ждали, поскольку ответили сразу.

- Анатолий Владимирович! Разрешите доложить: Петр Николаевич Розычка признал наши доводы убедительными и согласился работать. – отрапортовал Бериев и видимо услышал в ответ какую-то короткую, но приятную благодарность, поскольку расплылся в улыбке и довольно сказал – Есть!

А в это время министр МВД, только что получивший важное подтверждение от следователя Бериева, звонил по вертушке на самый верх.

- Федорыч! Доцент согласился побыть Проффесором на следующий срок. Да, все оформим по схеме тандема, как у наших северных соседей. Пустим его на Президента, а вы – как планировали - пересидите этот срок в кресле Премьер-Министра. Биографию проверили - замечательная, очень внушительный послужной список: две судимости за разбой, готовился к третьей ходке по той же статье. Так что резюме серьезное, не подкопаешься, не менее достойное, чем Ваше. Да, сейчас дам команду чтобы помыли, выдали костюм от Бриони, которые мы закупили для руководства МВД и привезли к вам на интервью в Межигорье. А я тем временем позвоню секретарю партии, чтобы ему удостоверение члена ПР задним числом подготовили.

И Могильов-Кладбищенский уже прощаясь, хихикнув, добавил в трубку:

- Я ж говорил Федорыч, у нас такие кадры в стране, такие кадры!...
в журнале

Случайная встреча

18 апреля, 2011

Он сидел в дальнем углу, сразу за картиной с двухголовым мужиком, у подслеповатого, в ржавых потеках, окна.

Еще раньше, когда я постоянно жил в Лондоне, я нет-нет, да и посещал это местечко. Меня тянуло сюда как магнитом. Эти снобские, закопченные временем подвальчики, с великолепным выбором вин, со свечами, горящими в бутылках, с непритязательной атмосферой, которая была тем не менее насквозь пропитана аристократическим духом, где даже бармены, казалось, шутили монтипайтоновскими диалогами. Там было просто очертевающе-чертовски-как-чертово!

К тому же местонахождение этого бара не оставляло никаких шансов обойти его – мы все тогда вращались в прямоугольнике, углами которого были Лондонская Школа Экономики, Сомерсет Хаус и два выхода из «трубки»(*) – Эмбэнкмент и Чаринг Кросс.

Потом, спустя годы, приезжая в Лондон по делам или просто оказываясь здесь силою обстоятельств, я всегда находил время, чтобы заскочить в Гордонз, что на 47 Villiers Street. Это брало всего час-полтора посидеть за бутылочкой Louis Jadot Cotes de beaune Village, но поднимало в душе целый пласт воспоминаний, размером в годы. Те, кто по-настоящему любил это заведение за витавший в нем дух, не ходили сюда есть, они спускались в эти подвальчики, чтобы общаться и наблюдать. И конечно, неспешно потягивать вино и играться со вкусом с помощью сырного ассорти.

Он сидел один, у окна. Такие люди сразу бросаются в глаза в этом месте. Это все равно, как увидеть гиппопотама среди пингвинов в Антарктиде. Или грифа среди попугаев амазонской сельвы. Это был крупный мужчина, в костюме хорошего кроя и рубашкой с воротником под галстук, но без него. А вот своим лицом он напоминал бы председателя колхоза тем людям, которым были доступны такие аналогии. И я поставил бы 100 фунтов на то, что Обьединенное Королевство было не его родиной.

Комизм ситуации состоял в том, что видимо мне предстояло присесть рядом с ним. Все столики были плотно заняты компаниями. Чертыхнувшись про себя, я спросил:

- Excuse me. Is this seat taken?(**)

Он непонятливо и в то же время неодобрительно, можно даже сказать враждебно, покосился на меня.

- М-м-м? – его брови вопросительно сошлись у переносицы.

Что-то давно забытое почудилось мне в этом мычании. Меня ТАК переспрашивали только в одной стране.

- Will someone be using this stool?(***) - поинтересовался я снова и указал пальцем на свободный стул напротив него, специально употребив неподходящее в данном контексте слово “stool”, но фонетически близкое к русскому произношению этого предмета.

На этот раз он все понял и разрешающе кивнул. Его кивок давал мне дополнительную уверенность в том, что можно было бы поставить еще 100 фунтов на то, что этот человек совершенно не знает английский, ужасающе невоспитан (в западных понятиях этого слова) и обладает большой властью там, откуда приехал.

Я присел, оглядывая зал. Знакомая атмосфера, знакомые звуки, смех. Словно и не было последних пяти лет, проведенных на совсем другом континенте. Я уже почти стал переноситься в область своих лондонских воспоминаний, как что-то вытолкнуло меня назад.

- М-м-м? – послышалось знакомое мычание.

- Would you like to see the wine list, sir? - официант склонился над моим визави протягивая ему карту вин.

Простое, крупное лицо незнакомца тем не менее в этот момент выражало целую гамму чувств – от банального непонимания и до желания подвергнуть несчастного официанта жестокому наказанию за это непонимание.

Я не выдержал и отставил свой этикет в сторону.

- Послушайте, я почти уверен, что Вы говорите по-русски. Помочь Вам с переводом?

Открывшиеся зрачки. Медленно исчезающие складки раздражения в уголках рта. Прояснившийся лоб. И всего одно слово:

- Ну!

- Официант хочет узнать, хотели бы Вы посмотреть карту вин. Т.е. выбрать то вино, которое будете пить. – решил я пойти в своих разьяснениях до конца.

- А шо тут самое дорогое? – басовито вопросил незнакомец, весьма характерно произнося букву «г».

- Ну, скажем, Шато Газен Помероль. Это красное французское вино 2004 года. Цена 79 фунтов за бутылку – сказал я не заглядывая в карту. Я никогда не мог позволить себе попробовать этот напиток здесь. Даже в тот день, когда подписал свой первый контракт на перевод в Нью-Йорк.

- Годится. Неси! – и мужчина повернулся к официанту . То, с какой интонацией он сказал «неси!», казалось должно было бы быть понятным в любой стране мира.

Но официант застыл в растерянности и быстро перевел взгляд на меня.

- A bottle of Chateau Gazin Pomerol for this gentleman and a glass of False Bay Pinotage Western Cape for me, please.(****)

И вэйтер удалился исполнять заказ.

- А ты шо пьешь? – без каких-либо прелиминариев обратился ко мне на «ты» мой сосед.

- Сегодня я заказал бокальчик южноафриканского красного вина Фолс Бэй. Не могу позволить себе здесь вин с ценой более 20 фунтов за бутылку. Дорогие напитки тут стоят еще дороже.

- Та брось ты! Я угощаю. Надо будет, так еще закажу сколько надо.

- Спасибо, но я на минутку зашел сюда. Так, випить бокальчик и немного посидеть. У меня сегодня самолет в Торонто.

- Слушай. Я вообще-то сбежал от своих охранников и остальных членов официальной делегации из гостиницы. Решил сам побродить по городу. Чисто случайно забрел в это место. Но когда будем выходить, я позвоню, и тебя с мигалкой привезут на лимузине в аэропорт прямо к трапу. А если надо, то и самолет задержат. Так шо бухай и не обращай внимание на время.

Я живо представил такую комичную, но крайне нереалистичную для Лондона картину, и еще раз поблагодарил своего соседа.

- А зовут тебя как?

- Гарик – решил я сформулировать свое имя понятней для него.

- Нравишься ты мне. Сразу видно, шо пацан образованный. У меня, как говорится, таких людей не много в команде. В основном пацаны простые, но... конкретные – добавил он после небольшой паузы.

- А Вы, простите, какую фирму представляете? – и я постарался изобразить заинтересованность на своем лице.

Он посмотрел на меня, и улыбнулся так, как улыбаются "конкретные пацаны", когда обнаруживают перед собой лоха.

- Я – Президент!

Я видел президентов разных компаний, но с таким, выплескивающимся на собеседника величием, впервые.

- И? – я по-прежнему не понимал, что хотел сказать этот помпезный мужчина, несмотря на то, что мы говорили на одном языке.

- Я - Президент крупной страны – добавил он с небрежной усмешкой, словно перед ним был совсем слабоумный. А потом посмотрел на меня, ожидая, что это произведет эффект разорвавшейся бомбы.

Однажды в жизни, обстоятельства столкнули меня с Президентом Кот-д'Ивуара, небогатой африканской страны, с нищим населением. Интонации того правителя и его апломб совпадали с тем, что я слышал сейчас, один к одному. С той лишь разницей, что этот президент был белым, а значит править в Африке никак не мог.

- Замечательно – сказал я, наблюдая как официант разгружает свой поднос за наш столик – Давайте выпьем за Ваше счастливое Президентство.

Я ведь хорошо знал, чем закончилось президентство для Лорана Гбагбо.

- Скажи ему, пусть еще сыру принесет. Разного. Я плачу!

Я сказал.

- Ну, - продолжил Президент – За встречу!

И опрокинул бокал. Я пригубил свое вино, и посмотрел через тонкостенное стекло на легкие колебания такого знакомого мне напитка.

- А ты не в Фонде Сороса случайно работаешь? – снова из мимолетных воспоминаний вернул меня в реальность вопрос Президента.

- Нет... – и я слегка улыбнулся.

- Это хорошо. А то этот Сорос такой гамнюк. Я с его пришмандовками общаться не люблю.

Я снова улыбнулся, но ничего не сказал.

- Слушай, а иди ко мне на работу. Денег получишь скока надо, шоб жить нормально. Мне грамотные пацаны нужны. У меня баба одна есть, советник. Пришла ко мне с Радио Свобода в штопаной кофточке и часами за 50 долларов. А сейчас она всем обсыпана – машины, дом, квартира, власть. А одета, как будто тока из Парижу приехала. Иди, не пожалеешь.

- Спасибо. – снова поблагодарил я неожиданного благодетеля, стараясь, чтобы вежливую улыбку, которую положено носить в западном обществе в таких случаях, не прорвал гомерический хохот, который бушевал у меня внутри. – Спасибо, но боюсь, что не смогу. Я связан двухлетним контрактом со своим работодателем.

- Да пошли ты его нахер, этот контракт! У меня до 2015 года заработаешь столько, шо потом уже хватит на всю оставшуюся жизнь.

- А что произойдет в 2015 году? - поинтересовался я.

По его массивному лицу пробежала тень.

- Выборы. – на этот раз односложно отозвался он.

- И что? Вас могут не переизбрать?

- Та выберут, конешна, куда они денутся. – с запалом произнес он, но уверенности в его голосе не было.

- Я буду иметь в виду Ваше предложение. – сказал я поднимаясь из-за столика. – Но, к сожалению, сейчас я уже должен идти. Счастливого Вам возвращения домой из Великобритании, ...

И я замешкался, обнаружив, что мой собеседник так и не представился, и вопросительно взглянул на него.

- Виктор Федорыч. – буркнул он, недовольный тем, как холодно я отнесся к его предложению.

- Счастливого возвращения Вам домой, Виктор Федорыч. Народ, наверное, Вас уже заждался. – и я, махнув ему на прощание рукой, направился к выходу.

-----------------------------------------------

Примечания:

«трубка»(*) – tube (англ. слэнг) слово, которым лондонцы в повседневном общении именуют свое метро.

«Excuse me. Is this seat taken?»(**) – Простите, это место занято?

«Will someone be using this stool?»(***) – Кто-нибудь будет сидеть на этой табуретке?

«A bottle of Chateau Gazin Pomerol for this gentleman and a glass of False Bay Pinotage Western Cape for me, please.»(****) – Бутылку Шато Газен Помероля для этого джентльмена и бокал Фолс Бэя для меня, пожалуйста

в журнале

Случайная встреча

Он сидел в дальнем углу, сразу за картиной с двухголовым мужиком, у подслеповатого, в ржавых потеках, окна.

Еще раньше, когда я постоянно жил в Лондоне, я нет-нет, да и посещал это местечко. Меня тянуло сюда как магнитом. Эти снобские, закопченные временем подвальчики, с великолепным выбором вин, со свечами, горящими в бутылках, с непритязательной атмосферой, которая была тем не менее насквозь пропитана аристократическим духом, где даже бармены, казалось, шутили монтипайтоновскими диалогами. Там было просто очертевающе-чертовски-как-чертово!

К тому же местонахождение этого бара не оставляло никаких шансов обойти его – мы все тогда вращались в прямоугольнике, углами которого были Лондонская Школа Экономики, Сомерсет Хаус и два выхода из «трубки»(*) – Эмбэнкмент и Чаринг Кросс.

Потом, спустя годы, приезжая в Лондон по делам или просто оказываясь здесь силою обстоятельств, я всегда находил время, чтобы заскочить в Гордонз, что на 47 Villiers Street. Это брало всего час-полтора посидеть за бутылочкой Louis Jadot Cotes de beaune Village, но поднимало в душе целый пласт воспоминаний, размером в годы. Те, кто по-настоящему любил это заведение за витавший в нем дух, не ходили сюда есть, они спускались в эти подвальчики, чтобы общаться и наблюдать. И конечно, неспешно потягивать вино и играться со вкусом с помощью сырного ассорти.

Он сидел один, у окна. Такие люди сразу бросаются в глаза в этом месте. Это все равно, как увидеть гиппопотама среди пингвинов в Антарктиде. Или грифа среди попугаев амазонской сельвы. Это был крупный мужчина, в костюме хорошего кроя и рубашкой с воротником под галстук, но без него. А вот своим лицом он напоминал бы председателя колхоза тем людям, которым были доступны такие аналогии. И я поставил бы 100 фунтов на то, что Обьединенное Королевство было не его родиной.

Комизм ситуации состоял в том, что видимо мне предстояло присесть рядом с ним. Все столики были плотно заняты компаниями. Чертыхнувшись про себя, я спросил:

- Excuse me. Is this seat taken?(**)

Он непонятливо и в то же время неодобрительно, можно даже сказать враждебно, покосился на меня.

- М-м-м? – его брови вопросительно сошлись у переносицы.

Что-то давно забытое почудилось мне в этом мычании. Меня ТАК переспрашивали только в одной стране.

- Will someone be using this stool?(***) - поинтересовался я снова и указал пальцем на свободный стул напротив него, специально употребив неподходящее в данном контексте слово “stool”, но фонетически близкое к русскому произношению этого предмета.

На этот раз он все понял и разрешающе кивнул. Его кивок давал мне дополнительную уверенность в том, что можно было бы поставить еще 100 фунтов на то, что этот человек совершенно не знает английский, ужасающе невоспитан (в западных понятиях этого слова) и обладает большой властью там, откуда приехал.

Я присел, оглядывая зал. Знакомая атмосфера, знакомые звуки, смех. Словно и не было последних пяти лет, проведенных на совсем другом континенте. Я уже почти стал переноситься в область своих лондонских воспоминаний, как что-то вытолкнуло меня назад.

- М-м-м? – послышалось знакомое мычание.

- Would you like to see the wine list, sir? - официант склонился над моим визави протягивая ему карту вин.

Простое, крупное лицо незнакомца тем не менее в этот момент выражало целую гамму чувств – от банального непонимания и до желания подвергнуть несчастного официанта жестокому наказанию за это непонимание.

Я не выдержал и отставил свой этикет в сторону.

- Послушайте, я почти уверен, что Вы говорите по-русски. Помочь Вам с переводом?

Открывшиеся зрачки. Медленно исчезающие складки раздражения в уголках рта. Прояснившийся лоб. И всего одно слово:

- Ну!

- Официант хочет узнать, хотели бы Вы посмотреть карту вин. Т.е. выбрать то вино, которое будете пить. – решил я пойти в своих разьяснениях до конца.

- А шо тут самое дорогое? – басовито вопросил незнакомец, весьма характерно произнося букву «г».

- Ну, скажем, Шато Газен Помероль. Это красное французское вино 2004 года. Цена 79 фунтов за бутылку – сказал я не заглядывая в карту. Я никогда не мог позволить себе попробовать этот напиток здесь. Даже в тот день, когда подписал свой первый контракт на перевод в Нью-Йорк.

- Годится. Неси! – и мужчина повернулся к официанту . То, с какой интонацией он сказал «неси!», казалось должно было бы быть понятным в любой стране мира.

Но официант застыл в растерянности и быстро перевел взгляд на меня.

- A bottle of Chateau Gazin Pomerol for this gentleman and a glass of False Bay Pinotage Western Cape for me, please.(****)

И вэйтер удалился исполнять заказ.

- А ты шо пьешь? – без каких-либо прелиминариев обратился ко мне на «ты» мой сосед.

- Сегодня я заказал бокальчик южноафриканского красного вина Фолс Бэй. Не могу позволить себе здесь вин с ценой более 20 фунтов за бутылку. Дорогие напитки тут стоят еще дороже.

- Та брось ты! Я угощаю. Надо будет, так еще закажу сколько надо.

- Спасибо, но я на минутку зашел сюда. Так, випить бокальчик и немного посидеть. У меня сегодня самолет в Торонто.

- Слушай. Я вообще-то сбежал от своих охранников и остальных членов официальной делегации из гостиницы. Решил сам побродить по городу. Чисто случайно забрел в это место. Но когда будем выходить, я позвоню, и тебя с мигалкой привезут на лимузине в аэропорт прямо к трапу. А если надо, то и самолет задержат. Так шо бухай и не обращай внимание на время.

Я живо представил такую комичную, но крайне нереалистичную для Лондона картину, и еще раз поблагодарил своего соседа.

- А зовут тебя как?

- Гарик – решил я сформулировать свое имя понятней для него.

- Нравишься ты мне. Сразу видно, шо пацан образованный. У меня, как говорится, таких людей не много в команде. В основном пацаны простые, но... конкретные – добавил он после небольшой паузы.

- А Вы, простите, какую фирму представляете? – и я постарался изобразить заинтересованность на своем лице.

Он посмотрел на меня, и улыбнулся так, как улыбаются "конкретные пацаны", когда обнаруживают перед собой лоха.

- Я – Президент!

Я видел президентов разных компаний, но с таким, выплескивающимся на собеседника величием, впервые.

- И? – я по-прежнему не понимал, что хотел сказать этот помпезный мужчина, несмотря на то, что мы говорили на одном языке.

- Я - Президент крупной страны – добавил он с небрежной усмешкой, словно перед ним был совсем слабоумный. А потом посмотрел на меня, ожидая, что это произведет эффект разорвавшейся бомбы.

Однажды в жизни, обстоятельства столкнули меня с Президентом Кот-д'Ивуара, небогатой африканской страны, с нищим населением. Интонации того правителя и его апломб совпадали с тем, что я слышал сейчас, один к одному. С той лишь разницей, что этот президент был белым, а значит править в Африке никак не мог.

- Замечательно – сказал я, наблюдая как официант разгружает свой поднос за наш столик – Давайте выпьем за Ваше счастливое Президентство.

Я ведь хорошо знал, чем закончилось президентство для Лорана Гбагбо.

- Скажи ему, пусть еще сыру принесет. Разного. Я плачу!

Я сказал.

- Ну, - продолжил Президент – За встречу!

И опрокинул бокал. Я пригубил свое вино, и посмотрел через тонкостенное стекло на легкие колебания такого знакомого мне напитка.

- А ты не в Фонде Сороса случайно работаешь? – снова из мимолетных воспоминаний вернул меня в реальность вопрос Президента.

- Нет... – и я слегка улыбнулся.

- Это хорошо. А то этот Сорос такой гамнюк. Я с его пришмандовками общаться не люблю.

Я снова улыбнулся, но ничего не сказал.

- Слушай, а иди ко мне на работу. Денег получишь скока надо, шоб жить нормально. Мне грамотные пацаны нужны. У меня баба одна есть, советник. Пришла ко мне с Радио Свобода в штопаной кофточке и часами за 50 долларов. А сейчас она всем обсыпана – машины, дом, квартира, власть. А одета, как будто тока из Парижу приехала. Иди, не пожалеешь.

- Спасибо. – снова поблагодарил я неожиданного благодетеля, стараясь, чтобы вежливую улыбку, которую положено носить в западном обществе в таких случаях, не прорвал гомерический хохот, который бушевал у меня внутри. – Спасибо, но боюсь, что не смогу. Я связан двухлетним контрактом со своим работодателем.

- Да пошли ты его нахер, этот контракт! У меня до 2015 года заработаешь столько, шо потом уже хватит на всю оставшуюся жизнь.

- А что произойдет в 2015 году? - поинтересовался я.

По его массивному лицу пробежала тень.

- Выборы. – на этот раз односложно отозвался он.

- И что? Вас могут не переизбрать?

- Та выберут, конешна, куда они денутся. – с запалом произнес он, но уверенности в его голосе не было.

- Я буду иметь в виду Ваше предложение. – сказал я поднимаясь из-за столика. – Но, к сожалению, сейчас я уже должен идти. Счастливого Вам возвращения домой из Великобритании, ...

И я замешкался, обнаружив, что мой собеседник так и не представился, и вопросительно взглянул на него.

- Виктор Федорыч. – буркнул он, недовольный тем, как холодно я отнесся к его предложению.

- Счастливого возвращения Вам домой, Виктор Федорыч. Народ, наверное, Вас уже заждался. – и я, махнув ему на прощание рукой, направился к выходу.

-----------------------------------------------

Примечания:

«трубка»(*) – tube (англ. слэнг) слово, которым лондонцы в повседневном общении именуют свое метро.

«Excuse me. Is this seat taken?»(**) – Простите, это место занято?

«Will someone be using this stool?»(***) – Кто-нибудь будет сидеть на этой табуретке?

«A bottle of Chateau Gazin Pomerol for this gentleman and a glass of False Bay Pinotage Western Cape for me, please.»(****) – Бутылку Шато Газен Помероля для этого джентльмена и бокал Фолс Бэя для меня, пожалуйста

в журнале